В поисках сущности самого себя без эффективного метода

Илья Рейдерман, ilyaray: Для тех, кто следит за развитием моих мыслей - если таковые есть.Советую распечатать и прочесть внимательно.

Ибо речь о вещах, жизненно важных для каждого.
А кто прочёл - хоть скажите что-нибудь вроде: ничего не понял, но всё равно спасибо.

Духовность есть некоторая направленность не только сознания, но всего субъекта, всей жизни – в сторону идеально-человеческого. Духовность есть превосхождение данности себя и жизни (в их фактичности, натуральности, детерминированности необходимостью), то есть устремление к трансцендентным горизонтам. Само устремление к такого рода горизонтам, да ещё сопровождающееся деятельностью, поступками – и есть духовность.

Но главное у меня – не столько трактовка духовности, сколько понимание её источников.

Вот передо мною очередная проповедь Любавичского ребе – и в ней главная заповедь об отношении к другим людям – подкрепляется «бойся же Бога своего!». Нравственность основана на «страхе небес».

«Страх небес» - оказывается основой религиозного чувства.

В традиционной парадигме источником человеческой духовности является Бог, - но можно заменить Бога, скажем, понятием общества. Именно оно господствовало в эпоху модерна – и рухнуло вслед за Богом. Следует сказать о «смерти общества»! Человек духовен как существо общественное.

Но в таком случае главным оказывается то ли воля Бога, то ли изменение общества, - но не изменение самой личности, не её духовная жизнь как бы вопреки объективным факторам, господствующим в мире.

Ценности и идеалы есть общественные конструкты – внедряющиеся в индивидуальные головы. Вместе с концептом общества – рухнули и общепризнанные ценности и идеалы. Так сказать существовавшие идеологически. В таком случае – придётся договариваться о том, что признавать за ценности и идеалы - уже как бы условные, то есть такие, о которых мы условились. Ибо без этого без общественного договора – общество не может существовать.

Но «договорные» ценности – в ещё меньшей степени могут служить внутренней основой бытия личности.

Для меня духовность есть интимная внутренняя потребность человека, без которой он себя равно ли поздно осознаёт неполноценным, как бы не вполне человеком.

В нас есть коллективная субъективность – с её всеобщей конфигурацией человеческого - как нечто генетически данное нам (почти как коллективное бессознательное с его архетипами), как родовое начало, являющееся как бы свёрнутым в нас мифом человечности. Культура в её «верхних», то есть современных нам слоях - есть как бы продолжение этого мифа на сознательном уровне, его рационализация.

Усвоение этой культуры, приобщение к духовному генофонду человечества, - начинается со сказок, с ещё как бы бессознательным усвоением диспозиций добра и зла. Человек начинается с познания добра и зла! Но пока приобщение к знанию добра и зла – безлично.

Переход от мифа к религии – есть переход от безличной (коллективной) ответственности – к ответственности индивидуальной. В мифе человека наказывают за то, что он нанёс ущерб интересам племени. Есть нарушение табу, но нет ещё греха и вины как ответственности за своё «лицо» - которая может появиться лишь на известном этапе развития.

Кроме коллективной субъективности - есть ещё индивидуальная субъективность, которая связана с индивидуальным бессознательным, с проблемами моего развития, психическими травмами и т.п. А дальше - становление индивидуальной субъективности связана с более или менее осознанным усвоением культуры.

Понятно, что моя субъективность – в значительной мере бессознательна. Задача заключается в том, чтобы овладеть её содержанием. Психоанализ ставит перед собой достаточно частную задачу прояснения травматического личного бессознательного, которое имеет отношение к личностным проблемам и проблемам психического развития.

Человек должен овладеть своим «духом», осознать его содержание. Нечто подобное мы и делаем, когда читаем книги, как бы «узнавая» себя. Как бы «вспоминая» то, что в нас уже есть. Всё это нам нужно для того, чтобы направить свою жизнь в нужное русло, чтобы жить в соответствии с тем содержанием, которое есть во мне, то есть быть в согласии с самим собой. Тогда задача не просто в том, чтобы «стать самим собой», (как это формулируют экзистенциалисты), но и понять, каков же этот я сам – да ещё взятый в, так сказать, сверхиндивидуальном содержании, как большое Я.

Можно называть это большое Я самостью, экзистенцией, «душой», но я предпочитаю называть его экзистенциальным я.

Тогда «проект», в котором индивид проектирует и осуществляет себя – не есть произвол. Он есть осуществление того, что уже есть – но есть как бы «не вполне», потенциально и как бы не вполне осознанно. Экзистенциальное Я – как содержание моей субъективности – одновременно и имманентно, то есть существует внутри меня и как бы здесь и сейчас, и в то же время существует как нечто постоянно трансцендирующее, выходящее за уже известные мне пределы, развёртывающееся.

Именно в силу этого оно не является чем-то устойчивым и подобным вещи, а существует исключительно в становлении. Отсюда трудность его схватывания, отражённая и в религиозном концепте души. Оно здесь – и одновременно «в вечности», точнее, в ситуации за пределами времени и пространства, «везде и всегда».

Можно сказать, что экзистенциальное я подобно айсбергу – нам доступна лишь его верхушка, да и само оно лишь частично присутствует в нашем настоящем и актуализируется. Оно и для на самих – имманентно, является нашим истинным достоянием, и трансцендентно, явно выходя за мои эмпирические пределы и оказываясь как бы трансперсональным.

Отсюда трудность постижения экзистенциального я для самого меня. Я должен как-то так себя вести¸ чтобы его содержание проявилось, стало для меня явным. Так, к примеру, восточные практики предлагают методику, ведущую к просветлению.

Но я то хочу предложить нечто отличное от цели восточных практик. Мудрость бытия – заключается не в том, чтобы усваивать чужую мудрость и жить в соответствии с ней. А в том, чтобы искать свою – свой неповторимый жизненный путь, ведущий к реализации собственной сущности.

Этот путь буквально нащупывается, человек петляет, совершает ошибки, возвращается на правильную дорогу. Нужно научить человека именно поискам пути, разбудить его «экзистенциальную совесть», чтобы она стала чуткой, была своего рода стрелкой компаса. Нужно, чтобы человек осознавал собственную сущность, трансперсональную в её персональности.

Что же в этом случае происходит? Человек укореняется в самом себе, в своей сущности, идентифицирует себя со своим экзистенциальным я. Мы не можем просто укорениться в культуре, в неком идеально-общечеловеческом содержании культуры. Но точно так же мы не можем уже и просто укорениться в мире, как того хотел Хайдеггер. Мы не можем укорениться в самой жизни, - с её бытовым содержанием, семьёй, родными – как это можно было в традиционном обществе. Мы не можем укорениться в социуме (и отсюда неутолимое социальное самоутверждение).

Мы не можем укорениться в собственном сознании, отождествившись с некими убеждениями, преставлениями, идеологией.

Иным словами, мы не можем укорениться, минуя собственное экзистенциальное я. Личностный путь – единственно возможный сегодня, как мне представляется – есть путь укоренения в самом себе, как существе духовно-экзистенциальном. Такое укоренение не есть индивидуализм, а есть выход за его пределы, - ибо мы, в итоге, открываем в сами себе нечто трансперсональное всеобщее по содержанию, общечеловеческое. Я бы даже сказал, что это наша «общественная сущность», наша подлинная социальность - но не заданная нам извне, а существующая как сокровенное ядро личности, подобно «Богу в человеке».

С моей точки зрения – только на этом пути человек и может «возлюбить самого себя». Нужно жить – будучи интимно связанным со своим сокровенным я, то есть будучи как можно ближе к нему! В том-то и дело, что мы можем быть далеки от самих себя – и это и есть отчуждение.

«Возлюби себя»! Вопрос – как возлюбить себя не эгоистично. Или название книги – с подзаголовком «пособие для не эгоистов».

…Иначе говоря, укореняться в чём бы то ни было (в мире, культуре, обществе) я могу лишь укореняясь в самом себе.

Я не могу миновать этого универсального посредника, который опосредует все мои взаимодействия с миром. Беда же явления, которое именуют отчуждением, заключается в том, что мне навязываются безличные отношения, в которых я миную себя экзистенциального, себя как личность.

Если в эпоху модерна ещё была личность, которая болезненно переживала навязанную ей безличность отношений, то в эпоху постмодерна есть индивидуальность, то есть некое тело плюс психика, нечто не укоренённое в себе самом экзистенциальном, лишённое экзистенциальной глубины.

Индивидуальности позволено совершать якобы индивидуальные (своевольные) поступки, - но в то же время исчезают экзистенциальные проблемы. Поскольку человек как никогда далёк от своего экзистенциального я (отчуждение как бы пришло к своему завершению) – то оно, это отчуждение, не воспринимается. Это и есть главный парадокс постмодерна.

В этих условиях осознание человеком своей экзистенции – есть не просто «пробуждение от сна», но нечто большее, как бы духовное возрождение. Вопрос в том возможно ли оно для подлинного человека постмодерна. Или речь может идти лишь о человеке, не слишком далеко зашедшем в бесконечный тупик постмодерна, так сказать, «отставшем», маргинале.

Но вот главное, что следует ещё сказать: человек не может укорениться в себе раз и навсегда, он должен это делать раз за разом, он как бы приближается к себе и удаляется от себя.

Он ведёт с собой подлинным нескончаемый диалог.

Только в ходе этого диалога и происходит укоренение. Это диалог эго-сознания и экзистенциального я.